Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]
Выйдя на поверхность, ударная группа вооружается и двигает на Варварку, дом два – к ссудной кассе «Общества взаимного кредита». Дрон организовал налет в традициях лихих девяностых – кассир Общества, чтобы вернуть похищенных боевиками детей, выложил всю подноготную – и теперь «экспроприаторы» знали о крупной сумме золотом и ассигнациями, недавно доставленной в банк. Что вполне их устраивало: Геннадий, не чурающийся дешевых эффектов, намерен был произвести налет и экспроприацию в один день с убийством царя. В один день. Первого марта. Сегодня.
Вот потому мы и торопимся… хотя мне меньше всего сейчас хочется идти быстро. Портал надо постараться «схлопнуть» ДО того, как все «бригадовцы» переберутся сюда, в девятнадцатый век. Иначе – сделают свое дело, пусть даже и возвращаться потом будет некуда, – с такими деньгами, да еще и с оружием, техникой, которые Геннадий и его кореша успели натаскать из будущего, можно и здесь недурно устроиться.
А потому, услышав голоса на подходе к приметной решетке – той самой, за которой открывался портал, – я покрылся холодным потом. ОПОЗДАЛИ? Мы с Гиляровским прижались к стенам, вовремя спрятав источники света. Впереди, за поворотом, метались отсветы – фонари пришельцев.
Точно. Это Олег (Виктор сообщил, что именно он возглавит эту группу) перебрасывает своих бойцов в прошлое – по 3–4 человека за раз, мотаясь между временами как челнок. Бусинки-то у них всего две и одна у Дрона – чтобы открыть подворотню на Гороховской для мотоциклистов.
Голоса стихли, лучи перестали мелькать по стенам; я осторожно выглянул из-за угла и увидал, как один из четверых, стоящих посреди галереи, шагнул в стену. Он вернется секунд через двадцать – с новой тройкой. Все, время пошло!
– Кто не курит и не пьет?
– Кто не курит и не пьет! – хором подхватывают «волчата».
Рубчатые подошвы скрипят по заснеженной мостовой, винтовки на плечах коромыслами…
– Ровно дышит, сильно бьет?
– Ровно дышит, сильно бьет!
Сережа Выбегов ведет колонну бегом, от самой гимназии, на Гороховскую. Дворники, уже привыкшие к таким пробежкам, приветственно машут руками.
– Раз-раз! Раз-два-раз!
Кто-то сзади хрипит – трудно вот так, с оружием, в теплых куртках…
– Раз-раз! Раз-два-раз!
Городовой на углу Вознесенки берет под козырек – «волчата» бодро рявкают в ответ, и страж порядка расплывается в довольной улыбке.
– Скоро мы уже спецназ!
Это словечко – «спецназ» – тоже принес в кружок Роман. Или Ваня? Теперь и не вспомнить…
– Скоро мы уже спецназ!
«Как займем позицию – надо кого-нибудь послать в участок. Ни помочь, ни помешать они не успеют, осталось всего ничего, минут десять; так хоть подготовятся. Хотя – нет, не поверят».
– …Раз-раз! Раз-два-раз!
– Скоро мы уже спецназ!
Десяти минут им не дали. За три квартала от дома Овчинниковых до «волчат» донесся треск и стрельба моторов. Из-за угла вывернули санки – кучер, стоя в рост, нахлестывает лошадь и что-то орет. За ним, причитая, семенят торговки – одна пытается удержать на бегу большую неудобную корзину под тряпицей. Треск становится пронзительнее, громче: на перекресток вылетает пара непривычно громоздких бициклов. На каждом – по двое. Машины разворачиваются поперек улицы, один из седоков взмахивает рукой, и на фасаде дома расплывается огненная клякса. «Коктейль Молотова» – так, кажется? Еще одна бутылка – в окно: звон стекла, женские крики…
– Взвод, в две шеренги! Первая – с колена, вторая – стоя! Заряжай!
По шеренгам «волчат» прокатывает лязг затворов.
А там, дальше, один из домов уже занялся пламенем… какие же негодяи!..
Второй налетчик беззвучно смеется – треск моторов заглушает все остальные звуки – и вскидывает оружие. В механическое стаккато вплетаются частые выстрелы. Извозчик всплескивает руками и валится спиной назад; лошаденка бросается в сторону, в щепки разнося санки об афишную тумбу. Бабы голосят, мечутся посреди мостовой, словно курицы с отрубленными головами.
– В подворотни, дуры! К стенам! Постреляют!
Захлопали окна: обыватели Гороховской спешат узнать – что такое происходит на их тихой улочке? Пронзительно заверещало – выскочивший из подворотни дворник изо всех сил дует в свисток. Один из наездников взревывает мотором и с разгону сносит беднягу своим бициклом. За спиной Сережи сыплются на тротуар стекла – это пока не по ним, это случайные пули. Но стоит чуть помедлить…
– Взвод! Первый ряд лежа, второй – с колена! Изготовиться к стрельбе!
Бандитов на перекрестке уже пятеро.
«Чего они ждут? Пока мы не приготовились – надо броситься вперед, смять, снести, как того несчастного дворника…»
– Федоров, ко мне! Бегом, на площадь, к городовому, потом в участок!
– Но, господин старший патрульный, я…
– Ма-алчать! Выпа-а-лнять! Пошел, через семь гробов в селезенку!
«Волчонок» опрометью кидается в сторону Вознесенки. Полезная все-таки штука – командный голос.
Моторы взревели – налетчики наконец-то сообразили, что им посмели перекрыть дорогу.
– Взвод!.. По кавалерии!..
Какая, к черту, кавалерия?.. Так учили.
– Залпом… пли!
Треск – поперек улицы мостовой будто рванули напополам гигантское полотнище. Гороховскую затянуло легким дымком. Не ждали, сволочи?
Заклацали затворы. И вновь:
– Пли!
Две машины кувыркаются через передние колеса – вместе с седоками. Третью заносит, она валится и боком скользит по заснеженной брусчатке. Две другие успевают остановиться, бандиты вскидывают стволы.
– Пли!
Гр-р-рах! И – клак-клукс-клац…
– Пли!
Где-то во дворах – Ромка, и с ним еще трое. Зашли во фланг и притаились – чтобы в нужный момент ошарашить негодяев огнем в упор. У Романа – автомат, у «волчат» – карабины Генри, по восемь патронов в трубчатых подствольных магазинах.
Николка побежал на Гороховскую заранее, чтобы успеть к порталу до того, как в него ринутся бандиты. Видимо, не успел.
– Пли!
– Пли!
Ответные пули, выпущенные наугад, тренькают над головой. Уцелевшие бициклисты, стреляя выхлопами, ныряют за угол; подбитые машины валяются на заснеженной мостовой, одна занимается бледным, почти невидимым на дневном свету бензиновым пламенем. Седоки – на снегу неподвижными кулями. Один пытается отползти в сторону, к нему подскакивает еще один дворник и с размаху бьет деревянной лопатой-движком. Инструмент, встретившись с круглым, ярко раскрашенным шлемом, разлетается в щепки, дворник принимается остервенело колотить супостата обломком ручки.
Эх, штыков у нас нет… ну да ладно…
– Взвод, цепью, вперед – марш!
Пока все идет по плану. Мы побеждаем. Пока.
Лупара выбрасывает сдвоенный сноп пламени и искр. Часто хлопает револьвер.
Ближайший к нам злодей оседает в мерзкую жижу; второй, получив заряд картечи в грудь, улетает и влипает спиной в осклизлую кирпичную стену. Третий хватается за плечо и падает на колени – в вонючий ил, в грязь.
– Не вбивайте!
Гиляровский разлапистым чудищем бросается вперед, по тоннелю, к капитулировавшему бандиту; тот закрывается руками и что-то бессвязно вопит. Репортер хватает его за шиворот, встряхивает, как щенка, и швыряет об стенку.
– Иван, скорее!
– Твою мать!.. – Лупара выскальзывает из-под мышки и плюхается в ил. Не до нее, потом… выплевываю изо рта на ладонь заветный шарик от четок. Пальцы дрожат – никак не могу попасть бусинкой в кусок кожи на резинке рогатки. Рогатка хорошая – из охотничьего магазина. Здесь ее мощь ни к чему – сошла бы и резинка от трусов. Папа говорил, как они стреляли из таких в школе: загнутыми скобками из цветной проволоки. У резинки было странное название – «венгерка»…
– Ванька!
В портале, за решеткой появляется фигура. Гиляровский навскидку, два раза подряд стреляет ей в грудь. Пришелец падает.
Скорее!
Бах! – Это уже ответка, из портала. Вон, стоит, вскинул руку…
Стрелять? Евсеин писал: «Одна бусинка, без человека…» а там, в портале как минимум еще двое!..
Гиляровский, крякнув от натуги, кидает на стрелка своего пленника и прыгает вслед за ним. Смачные удары, возня… а я стою с натянутой рогаткой и не знаю, что делать…
Один бандит отлетает в сторону, и репортер, сжав в медвежьих объятиях второго, валится спиной вперед в смрадную протоку.
– Давай же!
Резинка больно бьет по пальцам.
Улица архитектора Казакова – так ее, кажется называют здесь, в двадцать первом веке? Да, верно. Неширокая, почти не изменившаяся, в сущности, за эти сто тридцать лет, по сравнению с другими улицами, на которых вообще не осталось ни одного знакомого дома. Только асфальт вместо брусчатки, паутина проводов да вездесущая реклама. Помнится, во время первого визита в будущее глаза разбегались от этих ярких, волшебных плакатов. А теперь вот примелькались, надоели даже – во всяком случае, научился их не замечать.
